Выдающиеся личности
 Василий Иванович Суриков (24.01.1848, Красноярск - 19.03.1916, Москва) – русский художник. В монументальных полотнах, посвящённых переломных моментам, напряжённым конфликтам русской истории, главным героем показал не только сильную историческую личность, но и народную «массу», богатую яркими индивидуальностями, исполненную могучих чувств. Его картины отличаются глубоким осмыслением исторического процесса, широтой и полифоничностью композиции, яркостью и насыщенностью колорита.
***
Василий Иванович Суриков родился 12 (24) января 1848 года в Красноярске в семье канцелярского служащего. Семья Сурикова принадлежала к старинному казачьему роду, и будущий мастер живописи привык с детства воспринимать окружающий сибирский быт с его живописной архаикой и преданиями старины как живую историю.
В 1869-75 годах Суриков учится в петербургской Академии художеств у П.П. Чистякова. Живёт в Петербурге, а с 1877 года - в Москве, здесь он вступает в Товарищество передвижных художественных выставок и Союз русских художников. Вместе с тем, художник постоянно наезжает в Сибирь, бывает на Дону (1893), Волге (1901-03), в Крыму (1913). Итогом учёбы Сурикова в Академии становится картина «Апостол Пётр объясняет догматы веры» (1870, Русский музей).
В 1880-90-е годы Суриков посещает Францию, Италию и ряд других стран Европы. Особое впечатление на него произвели живописцы итальянского и испанского Возрождения, прежде всего Д. Веласкес и художники венецианской школы, такие, как П. Веронезе. В своих письмах о западноевропейских музеях и выставках выше всего ставит «картины с затрагивающим смыслом» и «моготу форм»: и в его собственном творчестве идейность естественно рождалась из чисто художественного впечатления, из формы, не перерождаясь в сухую тенденциозность, которой порой грешили передвижники.
Уже в годы учёбы Суриков проявляет себя как мастер пейзажа, причём пейзажа историко-ассоциативного («Вид памятника Петру I в Петербурге», 1870, Русский музей).
Важной школой для него были работы по декоративному оформлению храма Христа Спасителя в Москве, создание композиций для росписей на тему 4-х Вселенских Соборов (эскизы 1876-77 — там же).
Переезд молодого художника в «первопрестольную», впечатления от старинной московской архитектуры (на памятники которой он, как впоследствии говорил М.А. Волошину, смотрел «как на живых людей») явились важным стимулом на пути к его первому историческому шедевру — картине «Утро стрелецкой казни». Художник, по словам того же Волошина, «осознавал из форм», писал то, что видел, обладая потрясающей способностью открывать историко-поэтическую ауру внешней видимости. Когда он говорил, что «Стрельцы» родились из впечатления от «горящей свечи на белой рубахе», а «Боярыня Морозова» — из «вороны на снегу», то это можно отнести к самому «нерву» творческого метода мастера.
«Утро стрелецкой казни» — грандиозная картина, завершённая в 1881 году (Третьяковская галерея), — производит фурор. Дело даже не столько в ассоциациях с тогдашними политическими брожениями и тревогами. Избрав сюжетом финальный эпизод последнего стрелецкого бунта 1698 года — казнь мятежников на Красной площади под личным присмотром Петра I — Суриков показывает народное противодействие царским реформам сверху. При этом противостояние народа и царя — или же, в ещё более масштабном плане, русского средневековья и ранних рубежей новой русской истории — явлено в виде монументальной трагедии, причём трагедии, где ни одна из сторон не остаётся победителем, взаимно свидетельствуя о неразрешимости конфликта.
С невиданной силой Суриков воплощает в своих образах нелинейный, полифонический характер исторического процесса. И этот полифонизм, равноправие противоборствующих сторон составляет главное достоинство его «хоровой картины» (как называет В.В. Стасов многофигурные исторические сцены такого рода). Правда деталей: стрелец в белой рубахе с молитвенной свечой в руке, — не поверхностно «осовременивает» образ, но, напротив, укрепляет его «древний дух».
Свою репутацию выдающегося живописца-историка Суриков закрепляет в картинах «Меншиков в Березове» (1883) и «Боярыня Морозова» (1887; обе — Третьяковская галерея).
Обе композиции — об опале и сибирской ссылке самого могущественного из «птенцов гнезда Петрова», об увозе в острог старообрядческой подвижницы во время церковного раскола — тоже «читаются» как визуальные романы.
Тесный, как тюремная камера, интерьер избы в первой картине, её пластическая статика, и, напротив, широкий пространственный размах второй, где доминирует мотив движения, но движения в неволю, в равной мере знаменуют неодолимость исторических судеб, которые могут быть поняты и понимаются художником лишь в их диалоге или конфликте, но в любом случае в их актуальной, — суровой и красочной — разноречивости. Для художника Россия всегда многолика, в его полотнах всегда минимум две России (даже простая крестьянская изба в «Меншикове...» воспринимается как особый одухотворённый символ старины, в итоге как бы одолевшей некогда всесильного царедворца).
«Утро стрелецкой казни», «Меншиков в Березове» и «Боярыня Морозова» составляют вершину суриковского творчества. Во многом адекватна этим полотнам картина «Взятие снежного городка» (1891, Русский музей).
Художник всегда подчеркивал, что не мыслит «исторических деятелей без народа, без толпы». «Нарушив» этот принцип в «Меншикове…», он в «Снежном городке», вспомнив забавы сибирского детства, напротив, изображает весёлую толпу в старинной казацкой игре. Народ здесь (впервые у Сурикова) представлен как единое, не расколотое целое. Пленяет мажорная яркость красок солнечного зимнего дня, вихрь действа.
Последующие «хоровые» картины художника («Покорение Сибири Ермаком», 1895; «Переход Суворова через Альпы», 1899; «Степан Разин», 1903-07, все — Русский музей), демонстрируя мастерство режиссуры многофигурных сцен, представляют новый в творчестве Сурикова.
В эпических сценах завоевания Сибири, военной кампании России в швейцарских Альпах, наконец, разбойничьей вольницы 17 века несколько смягчена та драматургическая сложность, которая придает своеобразное пластическое и психологическое богатство трём великим картинам Сурикова (так, противостоящие Ермаку татаро-монголы и сибирские «аборигены» смотрятся уже не как равноправный исторический фон).
В процессе работы над большими картинами, ревностно подбирая натуру, Суриков пишет массу замечательных портретов, пейзажей, натюрмортных и интерьерных композиций, имеющих вполне самоценный эстетический смысл. Он создаёт также целый ряд самостоятельных портретов (как правило, близких ему людей) — простых по композиции, но чрезвычайно сильных и целостных по красочной лепке («П.Ф. Сурикова» (мать художника), 1887, Русский музей).
Его замечательный дар колориста, который не красит, а строит форму цветом, пользуясь открытыми, звучными тонами, с особой непосредственностью проявляется в акварельных этюдах.
Этапной в цветовых поисках художника явилась поездка в 1910 году в Испанию (вместе с зятем П.П. Кончаловским), откуда он привозит едва ли не лучшие свои акварели. Широта его эстетических взглядов проявляется в одобрительном отзыве о кубизме П. Пикассо, а также в дружеском общении с представителем совсем другого поколения, символистом и поэтом-«декадентом» М. Волошиным, создавшим большой очерк о творчестве мастера (впервые опубликован в 1916 году в журнале «Аполлон»), который М.В. Нестеров назвал «быть может, лучшим, что когда-либо было написано о русских художниках» (1927).
Среди поздних картин Сурикова следует, в первую очередь, отметить «Посещение царевной женского монастыря» (1912, Русский музей) и «Благовещение» (1914, Красноярская художественная галерея), где он стремится к более ёмкой выразительности форм и цвета. В этот период он также пишет ряд лучших своих портретов, по-прежнему лаконически простых композиционно, тёмных по тону, полных внутреннего драматизма («Автопортрет», 1913, Третьяковская галерея; «Человек с больной рукой», 1913, Русский музей).
Влияние творчества Сурикова было очень значительным, в равной мере затронувшим и традиционалистов, и мастеров более авангардного толка (например, художников круга «Бубнового валета»).
Умер Василий Иванович Суриков в Москве 6 (19) марта 1916 года. Похоронен рядом с женой на Ваганьковском кладбище.
|
